Большинство привыкло молчать о нашей жизни. Обсудят с близкими, поматерят в душе или вслух кого надо, но связываться не хотят – себе же нервы трепать. Или парализует элементарный страх: как бы себе хуже не наделать…
Но я не имею морального права промолчать о своих последних злоключениях. С 29 января по 8 февраля находилась в хирургическом отделении одной из клиник (адрес в редакции) с диагнозом «атеросклероз сосудов нижних конечностей». Наша палата находилась в конце коридора, в торце здания. И проживали в ней мы: баба Дуся, 82 года, диабетик, в январе была ампутация ноги; Надежда Павловна – тихая женщина, диабетик, ампутация ноги была в прошлом году, и теперь начались проблемы со второй; Галя, 91 год – единственная ходячая из нас и я, которая передвигается, опираясь на тросточку и держась за коляску.
1 февраля в двенадцатом часу ночи нас разбудил сигнал, вещающий о пожарной тревоге. Мы очень испугались. Ждали, что кто-то из медиков зайдет в палату. Никого. Галя пошла в коридор. Я начала собирать документы, одеваться. А в это время и на протяжении минут пятнадцати (!) беспрерывно работала сигнализация: «Внимание! Пожарная тревога! Всем срочно покинуть помещение!». А мы на 4-м этаже семиэтажного здания! А мы – неходячие!
Засобиралась, чтобы хоть кого-нибудь позвать. Но, доковыляв до двери палаты, чуть не потеряла сознание: меня затрясло, слезы градом, зубы отбивали чечетку, и нестерпимая боль в сердце. Успела схватиться за холодильник и так стояла, покуда не пришла наша Галя. Она сказала, что медиков никого нет, а народ собирается у лифта. Сигнализация наконец отключилась. Галя – наша спасительница – с трудом довела меня до кровати. Потом всех нас она же отпаивала сердечными и успокоительными: лежит не первый раз, знает, что надо с собой приносить пакет лекарств, т. к. ничего здесь не дадут. Мы долго не могли уснуть, но никто из медперсонала в палату так и не заглянул. На следующий день Галя узнала, что сигнализация сработала из-за дыма от шашлыков, которые жарили на последнем этаже. Несколько дней мы не могли прийти в себя.
Все дни у меня болело сердце, 4 февраля решила пожаловаться медсестре, попросила смерить давление: было 180/100, хотя все время утром и вечером принимала эналоприл. Медсестра побрызгала мне нитроспрей. Когда Галя попросила смерить давление, разразился скандал. А у нее оказалось тоже высокое. На вечернем обходе медсестра об этом сказала дежурному врачу. На этом все и кончилось.
6 февраля встретило нас замечательным утром. Когда кухонная работница пришла за посудой, мы сказали, что нас еще не кормили. Она молча ушла. Галя пошла в столовую и узнала, что уже ничего нет. Оказывается, медсестра не подала на кухню заявку на нашу палату. Нам пообещали, что разогреют бульон и накормят. В 10.30 Надежда Павловна (диабетик!) попросила хотя бы стакан чаю с кусочком хлеба. Увы. В 11 часов я, собираясь в буфет, упала – отъехала коляска. Доползла до кровати, медсестра помогла сесть, а затем послала санитарку в буфет. Я дала денег, нам купили булочки и коробку соку… На вечернем обходе дежурный спросил о жалобах. Сказали о несостоявшемся завтраке и о пожарной тревоге. Заверил, что разберутся. Но так никто и не извинился.
Накануне 5-го к Надежде Павловне пришел муж, явно взволнованный: еле прорвался. Его не пускали, так как фамилии пациентки не было в списках, поскольку, мол, жену выписали(?!)
Мою сестру тоже задержали на проходной, т. к. в списке не было указано, что я неходячая. Только просмотрев предыдущие списки и пропуск от врача, смилостивились… И это только в одной палате…
У меня сложилось впечатление, что в отделении уже все привыкли к происходящему, что халатное отношение к делу стало нормой, а потому никто и внимания на такие мелочи не обращает, а больные – так это вообще обуза.
Надеялась подлечиться, а выписалась еще более больной и разбитой.
Больничному периоду предшествовала целая история с направлением в больницу. Постараюсь воссоздать хронику.
18 января вызвала участкового терапевта с жалобой на боли в сердце и ногах. Увидев отекшие ноги, сине-красные, холодные, с трофической кожей на сводах, она испугалась. Сказала, что сердце будем лечить потом, а сейчас ноги. Тут же позвонила заведующей хирургическим отделением. Та предложила, чтобы я приехала показалась. Моя терапевт пояснила, что я передвигаюсь с трудом с тросточкой, а вообще-то я колясочница.
Хирург предложила сфотографировать стопы, что племянница и сделала. 20 января сестра с направлением, на обороте которого были написаны «липовые» анализы, и фотографиями стоп поехала в больницу. Госпитализацию назначили на 29 января. Но поскольку терапевт направляла меня на плановое лечение, хирург согласно стандарту потребовала УЗИ артерий нижних конечностей, оригиналы анализов на биохимию и общие, ЭКГ и справку от гинеколога. Сестра вернулась с запиской к терапевту. На УЗИ все было занято. Но сумела договориться в поликлинике. И вот 26 января две сестры и зять к восьми утра меня повезли. С трудом спустили с моего 4-го этажа. В поликлинике лифта нет, а надо на 3-й этаж. То со смехом, то с плачем поднимаемся, а потом и спускаемся. Из заключения УЗИ узнаю, что в букете моих болячек появился новый «цветок» – атеросклероз нижних конечностей. Оттуда поехали в нашу поликлинику. Народу – не пробиться. Но мир не без добрых людей – нас везде пропускали без очереди. Итак, все необходимое мы сделали, впереди подъем на 4-й этаж, а сил уже никаких.
Двое суток после этого, как говорится, ни рукой, ни ногой. Неужели нельзя было сделать все по-человечески: вызвать хирурга на дом, спокойно провести обследование? Неужели нельзя было это сделать раньше? Ведь осенью прошлого года была похожая история. Только почему-то терапевт тогда вызвала дерматолога, которая без каких-либо анализов диагностировала грибок кожи и ногтей, хотя я нутром чувствовала, что это идет от моего основного заболевания. Еще тогда просила терапевта вызвать мне невролога, но воз и ныне там. Пришлось провести осенью два курса лечения от грибка. Потратила более 10 тысяч рублей на мази и таблетки, которыми вконец посадила желудок и печень и ухудшила состояние стоп.
Свои вопросы после всех злоключений обращаю к Минздраву: почему мы, тяжелые больные, попадая в стационар, не можем получать многоплановое лечение, обследование? В каждом отделении лечат узкопрофильно. В хирургии провели сосудистую терапию – 11 капельниц и 10 обезболивающих уколов на ночь. Вот и все лечение. Но ведь можно было и сердце, и суставы полечить. Самочувствие зависит от состояния всех систем, органов. Доктора же интересовало только УЗИ ног и нет ли у меня диабета и аллергии на лекарства.
А решилась написать о своей «пожарной» истории, чтобы не случилось с кем-нибудь беды тяжелее и безысходней.
Расима СИБАЕВА,
инвалид I группы
От редакции:
Проблема острая: что делать со сбором всех анализов у тяжелых инвалидов? А если к тому же одиноких? Неужели нельзя всё провести комплексно при госпитализации? И, разумеется, никуда не годится описанная больничная история. Думается, у вас, наши читатели, большой опыт контактов с медицинскими работниками. Напишите нам.
А что думают специалисты из Министерства здравоохранения Пермского края, куда мы непременно отправим эту публикацию?
