Начало войны

В 1941 году в родной деревне Николая Дмитриевича, под Буйском, перед самой войной стояла кавалерийская часть. Подросток с утра до вечера крутился рядом. Помогал солдатам по хозяйству. С восторгом выполнял все поручения кавалеристов. Ухаживал за лошадьми, тем более что учить его этому не надо было – деревенский. К трудолюбивому пареньку так привыкли, что позвали его с собой как сына полка. Только вот мать его так плакала и причитала, что не смог он уехать. Не отпустила.

Позднее Николай узнал, что эта самая часть тоже была, как и он, на прорыве блокады Ленинграда, но встретиться им больше не довелось.

Свою войну Николай встретил на родине, в деревне Заламаево Костромской области, 5 мая 1942 года и уже 10 августа этого же года был призван в действующую армию.

Боевое крещение

Зачислен был солдат в запасной полк Марийской АССР, в пехоту. На Ворошиловском фронте сформировали батальон и уже оттуда привезли в Калининскую область. После непродолжительной подготовки погрузили в эшелон и повезли на Воронежский фронт. Затем маршем дошли до реки Дон. Форсировали её на лодках. Это было в первых числах августа. Стояла жара. Немец уже обстреливал берег, где они только что высадились.

«Ну, товарищи бойцы! Пришел и наш черед защищать Родину!» — обратился командир ко всему батальону. В это время фашисты открыли ураганный огонь по берегу. Спасло то, что бойцы уже успели добраться до леса. Разбежались кто куда. После обстрела бойцы поднялись, огляделись. Вроде все живы. Сдали шинели, оставив только винтовки, гранаты да вещмешки. Пошли навстречу врагу. Николай был самым маленьким и по возрасту, и по росту. Винтовка по земле волочилась. Растянулись в цепь и пошли на немца. Страшно не было. Смотрел на товарищей и вместе с ними шел смело.

«За Родину! За Сталина!» — прокричал командир. «Будь, что будет! Я же солдат, защитник!» — подумал про себя Николай и устремился вместе со всеми на фашистов. Немец надвигался шеренга за шеренгой. Одна прошла. За ней другая. Казалось, нет конца и края этим фашистским шеренгам. Видимо-невидимо! А их-то самих – совсем ничего. Мало совсем солдат было…

Завязался бой. Фашист открыл по нашим позициям огонь из пулемётов. Мина разорвалась совсем рядом. Николай почувствовал только, что его куда-то отбросило, закрутило, и он упал. Сколько пролежал, не помнил. Очнулся: весь в крови, но жив. Рядом никого нет: «Куда все подевались? Побило, что ли, всех или ушли дальше?» — подумал солдат. В это время к нему подбежал старшина. На себе перетащил к  подбитому танку и спрятал под ним. «Потерпи, браток! Повозку поищу, за тобой пришлю», — сказал и убежал. Вскоре пришли санитары, быстро погрузили раненого в повозку и переправили обратно, на другой берег. Вот тебе и первый бой, первое боевое крещение… Ранило в ногу. Привезли в медсанбат, сразу же прооперировали. Два с половиной месяца пролежал в госпитале.

Дорога на Ладогу

После выписки из госпиталя прошел медкомиссию. Признали годным к строевой службе. Тут «покупатели» прибыли. Сформировали всех «обстрелянных» — и маршем, снова на фронт.

Николаю идти было тяжело, раненая нога давала о себе знать. Все вперёд да вперёд, он отстаёт. Сопровождающий колонну пожалел солдата: «Ты иди, боец, потихоньку. Мы уйдём далеко. Привал будет там – догонишь». Так и догнал их Николай, потихоньку. Дошли до части. Это было в Саратовской области, станция Аркадок называется. Затем и до города Петровска добрались. В этом городе формировали 120-й отдельный стрелковый батальон. Сформировали. Погрузили в вагоны и повезли дальше по фронтовой дороге. Проехали  Ярославль, Данилов. Дальше шла дорога на Вологду и на Буйск, родину Николая. Там случайно встретил знакомую девушку, землячку, которая передала его матери позже привет от сына. Прибыли на Вологду. Высадились,  и снова маршем к Ладожскому озеру. Ночью посадили на пароход весь отдельный батальон, всех 1200 человек. Прибыли на станцию Красный бор, был получен приказ занимать оборону.

Казус

Николай находился в противотанковом расчёте ещё с одним солдатом. Нашли большую воронку, где можно было  хоть немного укрыться. Устроились. Орудие установили поверх воронки. С трудом его туда затащили вдвоём, такое тяжеленное. Сидят, ждут приказа. Вдруг подбегает командир и с ходу: «Куда это вы забрались? Это же  нейтральная территория! А ну быстро выбирайтесь!» Пришлось срочно менять диспозицию. Вот такие казусы бывали на войне.

В блокаде

В блокаде стояли долго, очень долго. Уже обстрелялись. Немец зимой в землянке сидит, печку топит, дым идёт. Солдатам всё видно. Наблюдают за фрицем. В карты, собаки, играют, кричат по-своему. Не боятся ничего, наглые! Выйдет фриц наружу из землянки, пальнёт по нашим позициям наугад и обратно в тепло убегает. Стрелять в ответ было запрещено строго-настрого, чтобы не выдавать свои огневые точки.

Нейтральная полоса рядом совсем была, в каких-нибудь 40–50 метрах. Ночью, особенно когда месяц на небе, светло, как днём. Фашист выйдет из своих землянок, включит радио и призывает на русском языке сдаться. Потом пластинки крутят с песнями русскими народными, душу травят…

Наступление

Готовились к наступлению, к прорыву блокады. Срочно подвозили технику.

Стрелять не разрешали. Ждали команду. В первых числах января 1943 года началось наступление. Шли на Мгу. Окружили фашиста со всех сторон. Ему уже деваться некуда – взяли в кольцо. Он начал сам быстро отходить. Конечно, наша пехота, «царица полей», впереди всех.

У Николая это была вторая встреча с немцем. По опыту уже знал, куда упадёт снаряд, по звуку слышал его издалека. Ориентироваться начал. «Жаль, врукопашную с врагом не довелось схватиться», — жалел, вспоминая, Николай Дмитриевич. И смеётся: «Идём в атаку на них, а они – бежать».

В первый год блокады на нашей стороне и авиации-то не было, а фашист летал. Зато перед наступлением чего только не навезли. Наши войска открыли артиллерийский огонь. Немчура сразу, аж километров на десять, без всякого сопротивления драпанула от нас. Со всех сторон одновременно началось наступление. До самой Мги шли маршем, не встречая никого. Потом, уже в самой Мге, начался бой, и дальше шли с боями.

Кёнигсберг

После прорыва блокады Ленинграда весь батальон, вернее, всех оставшихся в строю перебросили в Восточную Пруссию через Польшу. По Северной Польше шли марш-броском на Кёнигсберг с боями. Дальнейшая фронтовая служба продолжилась в этом городе. Однажды в наряде при патрулировании ночью шли через мост. Встретили двух советских офицеров. Как положено, отдали честь, а они в ответ: «Ребята, вроде как война кончилась!» Пошли вместе с ними искать приёмник. Так узнали, что Германия капитулировала. Что тут началось! Стреляли в воздух от радости, обнимались, смеялись, плакали.

Вскоре солдат отправили прочёсывать леса, в которых еще находились бандеровцы.

Население по-разному встречало советских солдат: молодёжь была довольна, а вот старики поглядывали злобно. Потом попривыкли, не нападали исподтишка.

Воспоминание

При прорыве блокады Ленинграда Николай Дмитриевич был трижды ранен, полежал в ленинградских госпиталях. Так случилось в одном из госпиталей, адреса которого он не запомнил, что справку искурили: табак давали, а бумаги не было. Так и оставался этот госпиталь неизвестным, а ранение непризнанным. Даже после многих мирных лет вспоминает фронтовик тот блокадный Ленинград с горечью и печалью: «Голод-то какой был, голод! Страшно на людей смотреть…». Им, солдатам, тоже не сладко пришлось. Про горячую  пищу и думать забыли. Один сухарик положат на растянутую палатку, заставят отвернуться: «Этот кому?» Да и то только на передовой давали. А кто уж там, в тылу…

– Идёшь, бывало, в атаку, – вспоминает Николай Дмитриевич, – смотришь, а рядом то один, то другой падает. Посмотришь – живой ли, а он убит…

Раз шли они цепочкой, Николай, как сердце чуяло, взял да и перешел на другую сторону от товарища. Только что стояли там оба, а туда как шарахнет! Товарища убило.  Николай Дмитриевич как бы извиняется: «А я вот живой остался. Видно, счастливая звезда надо мной. Сколько раз так было: смерть рядом, а я целый. Ранило, конечно, и не раз. Тоже немало досталось, но ведь живой же!»

Или вот еще случай. Стояли в обороне, а надо было идти за едой. Собрал котелки, пошел на кухню. Немец заметил, открыл огонь. Деваться некуда. Увидел разбитый дом, один подвал от него остался. Оставил свои котелки – и туда! Укрылся. Такой огонь фрицы по одному человеку устроили!  Голову высунуть невозможно. Даже жутко стало. Думал, никогда оттуда не выберется, долго сидел, ждал, пока фашист не прекратил стрельбу. Враг, видно, решил, что убит солдат. Переждав, Николай выбрался из своего убежища, забрал котелки – и бегом на кухню. Там его уже и не ждали. К товарищам вернулся с едой. Встречали, как героя.

Награды

В своей фронтовой жизни Николай Дмитриевич только дважды испытал поражение в бою. Так уж случилось. Впервые – на Воронежском фронте в самом первом бою. И ещё один раз – при прорыве блокады Ленинграда. Фриц оказался сильнее в самом начале наступления.

Свой орден Славы получил за прорыв блокады Ленинграда. Из подразделения, в котором воевал, мало кто в живых тогда остался. За храбрость и доблесть, проявленные в Великой Отечественной войне, воин был награждён медалями «За Отвагу», «За взятие Кёнигсберга» и юбилейными наградами.

После войны

После окончания войны Николай Дмитриевич был переведен в Киев и прослужил там до 1947 года. Только тогда нашли его справку по ранению, которую он искурил на фронте. Из Киева и демобилизовался. Приехал домой, в свой  Буйск. Месяц отдохнул – и на работу. Вскоре женился. Прожили со своей Дарьей Павловной до самой бриллиантовой свадьбы.

В 1953 году семья приехала по оргнабору на Урал, в город Губаху, на строительство химического завода. Так и остались здесь жить. Работал на стройке, затем слесарем в ЖКО посёлка Северный целых семнадцать лет, до самой пенсии. Вырастили троих детей, дождались правнуков.

Полученные ранения постоянно напоминали о себе. Дожил Николай Дмитриевич до 86 лет. В 2010 году не стало храброго война, скромного труженика, прекрасного семьянина и замечательного человека.

Вечная тебе память, русский солдат!

Татьяна БЕНДОВСКАЯ
г. Губаха, Пермский край