Об инклюзии, коррекционных школах и других формах обучения

Где учиться ребёнку-инвалиду? Этот больной вопрос встаёт перед родителями с неотвратимостью цунами, когда возраст чада приближается к известной отметке. Есть домашнее обучение и специальные коррекционные школы. В последнее время набирают обороты инклюзивная и дистанционная формы обу­чения.

Конечно, своё веское слово скажет ПМПК (психолого-медико-педагогическая комиссия). Однако, видя ребёнка первый раз, ей трудно оценить степень зажатости «экзаменуемого». Под изучающими взглядами строго вопрошающих тёть трудно не потеряться. Тем не менее для пропуска в инклюзию требования самые высокие – ребёнку предстоит учиться в обычной школе, среди здоровых сверст­ников. Для этого ему полагается целая группа сопровождения – тьютор, логопед-дефектолог, психолог, инструктор ЛФК. Подход, практикуемый в коррекционных школах, частично переносится в стены школы обычной. Специальную подготовку проходит классный учитель. Понятие «тьютор» пришло из англоязычной высшей школы, где он выполнял роль посредника между профессором и студентом. В стенах средней школы тьютор – это личный помощник в учёбе, в передвижении, во взаимоотношениях с другими детьми. Естественно, находясь рядом с ребёнком-инвалидом от звонка до звонка, он должен знать медицинские особенности своего подопечного. Обязательное условие – наличие педагогического образования. В тех случаях, когда ребёнок нуждается только в физической помощи, тьютором может стать мама, получая за это зарплату. Школа, работающая по программе инклюзии, должна быть обустроена под нужды детей-инвалидов. Это сглаженность порогов, приспособленность туалетов, наличие пандусов, лифтов, специальных мест отдыха, оборудования для ЛФК. Для слабовидящих расклеивают светоотражающие полоски. Цель всех усилий – показать, что общество милосердно, инвалид в нём – не изгой, оно принимает каждого с его особенностями, а государство старается дать всем одинаковые стартовые возможности.

Первопроходцами в инклюзии стали Скандинавские страны. Их примеру последовали остальные страны Европы и Америка. Когда первый ребёнок с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья) переступил порог их обычной школы, в городах уже царила тотальная безбарьерная среда. Общественные, религиозные организации и СМИ хорошо потрудились над созданием положительного образа инвалида. На это ушло не одно десятилетие. Наших туристов до сих пор поражает  отношение к людям с инвалидностью на Западе. Их инклюзия взошла на хорошо удобренной почве. Спустя 20 лет её ростки стали появляться и в России. В 1991 году в Москве была открыта школа «Ковчег». Сегодня из полутора тысяч московских школ 50 работают по программе инклюзивного образования. В Пермском крае их 5. С 2010 года новый проект реализуется на площадке пермской школы № 73 в Закамске. Первой его ласточкой стал Даниил Чичидеев. На основании его диагнозов (ДЦП, левосторонний парез, нарушение речи, бронхиальная астма) ПМПК рекомендовала специальную коррекционную школу. Но Наталья Валерьевна считала, что только обычная школа поможет сыну безболезненно вписаться в жизнь. И тут желание мамы счастливо совпало с открытием экспериментального инклюзивного класса, причём недалеко от дома. Чичидеевы решили рискнуть и воспользоваться шансом.

Как у нас водится, условия создавались по ходу эксперимента. Не всё шло гладко, но главное – начальная пробуксовка с тьютором закончилась удачей. Им стала дефектолог-логопед по основному образованию Елена Николаевна Сокольникова. Выполняя обязанности помощника, она параллельно занималась речью ребёнка. С началом учебного года консилиум педагогов определил индивидуальный образовательный маршрут Даниила. Уроки физкультуры для него заменили ЛФК. Учитывая, что статическую нагрузку от уроков мальчик не может снять, носясь по коридору со сверстниками, решили прямо в классе поставить диван, отгороженный ширмой, на котором может поваляться каждый желающий.

Первоначальные опасения – как примут Даниила дети – оказались напрасными. Все быстро привыкли друг к другу. К тому же учительница в классе была подготовлена и грамотно ускоряла процесс сближения. Например, приглашая класс поощрить Даниила аплодисментами за чётко произнесённые предложения. Со школьниками из старших классов тоже был найден общий язык. Наталья Валерьевна вспоминает, как в первые дни учёбы они подходили с наивным вопросом – почему ваш мальчик ТАКОЙ? И она терпеливо объясняла на доступном языке. Сложнее оказалось со взрослыми. Некоторые родители здоровых детей, узнав, в каком классе предстоит учиться их детям, предпочли поменять класс и даже школу.

Сегодня Даниил – ученик 4-го класса, у него 23 одноклассника, с которыми он чувствует себя вполне комфортно. Мама отмечает заметное улучшение речи и моторики, возросла скорость письма. Даниилу не стыдно за оценки, в журнале лишь «4» и «5». Выразив желание ходить вместе со всеми на физкультуру и ритмику, мальчик занимается по общей программе, хотя задания выполняет в облегчённом варианте. Со временем его потребность в тьюторе уменьшилась, что даёт надежду на его автономное существование в среднем звене школы, тем более что вопрос с помощником на этот период учёбы остаётся открытым.

Повод для проявления артистизма дают Даниилу школьные мероприятия. Пение под аккомпанемент гитары, уверенная декламация стихов, участие в мюзикле – всё это вселяет уверенность, развивает коммуникативные способности. Наталья Валерьевна считает, что их рискованный шаг вознаграждён успехами сына.

Кроме Даниила, в этой школе учатся ещё трое детей с ОВЗ. Среди них – второклассница-колясочница, для которой специально был установлен пандус на входе. Классную комнату пришлось перенести на первый этаж, проведя в ней ремонт. В школе имеется кабинет ЛФК, оснащённый тренажёрами. Оборудуется сенсорная комната с сухим бассейном – для психологической разгрузки. Очевидно, что инклюзия обходится намного дороже, чем коррекционные школы: нужны новые ставки специалистов, дополнительные площади, оборудование, реконструкция школьного пространства. Однако затраты не сиюминутно, но окупаются – дети, прошедшие через инклюзию, как показывает практика, конкурентоспособны на рынке труда. В будущем это полноценные налогоплательщики. Нужно учитывать, что инклюзия не только помогает социализации детей-инвалидов, но и оказывает благотворное влияние  на обычную школу, испытывающую кризис и остро нуждающуюся в реформировании. Костную, официальную систему, тягостную и для учителей, и для учеников, инклюзия может сделать более гибкой, терпимой, домашней, поможет осознать школьникам, что успех отнюдь не мерило всего. Это снизит общую напряжённость, подталкивающую подростков к суицидам, по количеству которых Россия занимает ведущее место. Пермский край по трагической статистике – в числе лидеров. Сегодняшней школе, натаскивающей на сдачу ЕГЭ, не до воспитания, и потому особенно актуально звучат слова Д. И. Менделеева: «Знания без нравственности – это меч в руках сумасшедшего».

Другой вопрос – приживётся ли инклюзия на российской почве, учитывая вечные финансовые трудности, «островковую»  безбарьерную среду и наш менталитет? Есть проблемы с текучкой кад­ров, с оплатой труда, с разграничением ролей учителя и тьютора. От последнего требуется умение быть на вторых ролях, не перетягивая одеяло на себя. Как показал опыт, это не всем удаётся.

Самым проблемным контингентом новой программы оказались не дети, а их родители, немалая часть которых не хочет, чтобы их чадо училось вместе с инвалидом. Кто-то считает, что ребёнок с ОВЗ оттягивает на себя внимание учителя. Другие полагают – уровень образования в таком классе ниже. Встречаются даже средневековые предрассудки о заразности. На самом же деле в инклюзивном классе более мягкая, раскрепощающая атмосфера, стимулирующая к учёбе. Ребёнком с ОВЗ занят тьютор, а учитель – классом.  Особо пугливым родителям можно задать вопрос: желаете ли вы себе неприкаянную старость? Так не лишайте ваших детей возможности научиться проявлять заботу.

Статистика неумолима: количество больных детей ежегодно увеличивается на 4–5%. Если в 1996 году соотношение детей с ОВЗ к здоровым было 1:70, то в 2000 году оно составило 1:55. Рост числа инвалидов заставляет искать новые формы их обучения. С развитием интернета появилось дистанционное образование. По этой программе детям должно бесплатно предоставляться компьютерное оборудование и доступ в интернет. Специально обученные педагоги общаются с ребёнком в режиме онлайн, находясь в информационном центре. Как и в обычной школе, ведётся журнал оценок. В некоторых центрах есть дни очных встреч, когда дети могут пообщаться с преподавателем и друг с другом. В Пермском крае эта программа была принята в 2011 году. Предполагается, что в нынешнем году в ней будет задействован 331 школьник.

Надомное обучение отличается от дистанционного тем, что учитель приходит к ученику домой. Эта форма подходит тем, кому требуется щадящий режим. Например, для учащихся 4–7-х классов по нормативу отводится 10 часов в неделю. Женя Баданин – ученик 7-го класса, с диагнозом ДЦП, находится на надомном обучении. Его мама рассказала, что занятия проходят 3 раза в неделю – по 3 и 4 урока. Два раза в неделю с Женей занимается педагог внешкольного образования из центра «Радуга» разного вида творчеством – пением, рисованием, лепкой. Эта нагрузка для мальчика – оптимальный вариант, увеличение её было бы нецелесообразно по состоянию здоровья. Баданиных вполне устраивает такая форма обучения, огорчает лишь частая смена учителей.

При многих видах патологии – зрения, слуха, интеллекта, речи, опорно-двигательного аппарата – совершенно незаменимыми остаются специальные коррекционные школы. Здесь педагогика идёт рука об руку с медициной. Уникальные специалисты помогают детям максимально возможно приспособиться к жизни в социуме. Когда-то советская коррекционная система была признана лучшей в мире. Она не ограничивалась школьной программой, была предусмотрена разнообразная кружковая работа. Кто-то склонен рассматривать интернатный тип этих школ как недостаток, но факты говорят об обратном. Выходцы из этой системы более самостоятельны, организованы, имеют навыки работы в коллективе. Это подтверждают примеры из жизни.

Александр Суворов – слепоглухой. Закончил Сергиево-Посадский интернат, затем – МГУ, факультет психологии, доктор наук.

Рубен Саркисян. ДЦП. Закончил Московскую коррекционную школу, затем институт иностранных языков Мориса Тореза. Переводчик немецкого языка, в частности – песен Шуберта.

Надежда Агафонова. Закончила школу-интернат в г. Верхняя Пышма, затем – Казанский университет. Кандидат юридических наук, преподаёт на кафедре.

Список можно продолжать, тем более что в него входят довольно известные фамилии, но ограничимся этими.

В последнее время наблюдается опасная тенденция – коррекционные школы закрывают. Всего по стране за 5 лет их было закрыто более 150! Только за год в Пермском крае вихрь оптимизации унёс 3 коррекционные школы. По счастью, педагогам и родителям после напряжённого противостояния удалось отстоять краевую спецшколу. Лёгкость закрытия отчасти объясняется тем, что коррекционные школы не фигурируют в законодательстве.

В случае их закрытия ученики идут на надомное обучение или в коррекционные классы обычной школы. В последних собираются разнопрофильные дети, и учитель не в состоянии обеспечить индивидуальный подход, с поправкой на диаг­ноз каждого. Таким образом, эти классы превращаются, грубо говоря, в отстойники, где за детьми закрепляется статус неудачников.

Олег Смолин, выходец школы-интерната для слепых и слабовидящих, кандидат наук, член-корреспондент РАО и один из самых компетентных и уважаемых депутатов, высказался на этот счёт коротко и ясно: «Без школы я бы не стал тем, кем стал».

Таким образом, для каждого конкретного случая выбирается своя форма обучения. Все они имеют одинаковое право на существование, но нужен лёгкий переход от одной формы к другой в зависимости от изменений в состоянии здоровья школьника. Например, от инклюзии на дистанционное или домашнее обучение и обратно.

Но где бы ни учился ребёнок, главная цель – стать в будущем востребованным. Для этого ему необходимо не только получить запас знаний, но и стать в обществе  «своим среди своих».

На одной из встреч Олег Смолин с такими словами обратился к молодым инвалидам: «Если вы хотите, чтобы к вам относились, как к равному, вы должны быть в своём деле выше среднего уровня. Много придётся работать над собой. Другого варианта нет».

Мария ПАРШАКОВА